К Международному дню театра! Рубрика: Легенды Театра Чехова
Интервью Дмитрия Коева, в котором он делится воспоминаниями о Всеволоде ГАВРИЛОВЕ, народном артисте, актере ГРДТ имени А. П. Чехова
— Вы помните первую встречу со Всеволодом Гавриловым?
— До первой встречи я видел его на сцене, конечно. Но близко впервые в 1993 году. Я поступал в театральную студию при театре. Он был в комиссии. Там сидели сплошные «динозавры»: Бено Аксенов, Всеволод Гаврилов, Михаил Миликов, Нелли Каменева. Группу набирала Раиса Ивановна Кириллова-Андриуцэ. В 93-ем в актеры никто особо не шел, поэтому в Театре Чехова набирали студию с тем, чтобы ее выпускники потом работали в театре.
Я зашел, начал читать. Прочитал «Молитву» Саши Черного. И начал «Одесские рассказы» Бабеля. И от волнения забыл текст. Просто поплыл. И тогда Гаврилов сказал: «Ну что, парень, ты станешь артистом». Самое смешное, что у него была такая же история. Когда ему было восемнадцать, после театральной студии ему дали роль слуги в «Анне Карениной» со словами: «Кушать подано!» Выйдя на сцену он от переживаний напрочь забыл эти два коротеньких слова. И тогда его актерская карьера временно прервалась.
Потом он служил в армии. Вернувшись, поступил в музыкальное училище, после этого в консерваторию. Собирался стать кларнетистом. Но, в конечном итоге, бросив музыку, уехал в Тирасполь и стал работать монтировщиком сцены в Театре русской драмы и комедии у Надежды Аронецкой. Там его заметили и доверили первые роли. Поэтому он и шутил, что у нас схожая судьба в начале актерской карьеры.
— А как произошло, что при такой разнице в возрасте и актерском статусе вы стали друзьями?
— Раньше была традиция, когда в театр приходили молодые артисты, их обязательно под крыло брал кто-нибудь из уже именитых актеров. И вели, как говорится. Становились наставниками. И как выяснилось потом, Всеволод Сергеевич выбрал меня. Он так для себя решил. Это не означает, что он не помогал другим. Но до конца его жизни с ним оставался я.
У меня есть архив Гаврилова. Все физические бумаги, свидетельства, документы, дипломы, грамоты и фотографии его жена Наталья передала в Национальный архив. Но в электронном виде все это осталось и у нее, и у меня. Я собирал его фильмографию. Разыскал все фильмы, в которых он снимался.
— А каким Всеволод Гаврилов был человеком?
— В работе не очень любил шутить. Или шутил жестко. Иногда грубо, иногда резал. Такой был человек. Смурной. Его редко можно было увидеть улыбающимся. Особенно в театре. Но на каких-то дружеских посиделках он был совсем другим. Мог петь, шутить, рассказывать анекдоты. Но всегда держал себя мэтром. Его боялись все директора театра. Он их всех любил ровно три месяца. Потом начинал с ними воевать. Причем, не важно, кто это был. Даже с Вячеславом Федоровичем Маданом, который, когда пришел, многое здесь перевернул. Нет! Гаврилов нашел, где с ним повоевать.
— А первый совместный актерский опыт каким был?
— Один из первых спектаклей с ним – «Остановите самолет — я слезу» по Эфраиму Севеле. Спектакль Бено Аксенова. Меня туда ввели. Уезжал Валерий Черных в Германию и у меня была только одна репетиция. Там играл еще просто выдающийся актер Михаил Миликов, которым Гаврилов всегда восхищался. Говорил, что у того невероятная органика. «Посмотри, он выходит на сцену и такое ощущение, что абсолютно не играет. Проживает».
Так вот. До этого Гаврилов позвал меня перейти в его 13-ую гримерную. И это было почетно. Я еще говорил – не могу Севе отказать, ребята. Мы его, правда, Севычем между собой называли. Но к нему, конечно, обращались только Всеволод Сергеевич.
И тут у меня в «Самолете» первая сцена с двумя уже прославленными актерами. По мизансцене я должен бить Гаврилова по лицу. Боже! Как я через себя переступал! Он подошел ко мне и так, с крепким словцом, говорит: «СДЕЛАЙ! Иначе в 13-ую не перейдешь!» Пошутил, конечно. Но я сделал. А когда мы после спектакля переодевались, он говорит: «А грубоватенько ты по народному артисту-то». Вот, говорю, вам не угодишь.
Потом мы долго вместе играли в «Страсти по Андрею». Спектакль называли «Палатой», как у Чехова – «Палата № 6». Петру Вуткэрэу поставил его за 25 дней! Для Гаврилова «Палата» была очень знаковым спектаклем. Он его невероятно любил. Там было всего 5 актеров. И взаимодействие было полное. Мы друг без друга не могли.
Мы ездили как-то с «Палатой» в Баку. На банкете после спектакля к нам подошли народные артисты из бакинского театра имени Самеда Вургуна. Говорят: «Сева, ты же народный. Зачем ты рвешь сердце? Спокойно же можно выйти». А он: «Вы серьезно?» Вечером в номере сказал: «Я этого не понимаю». Как? Ты — народный. И так сыграл. Мы думали, что сейчас умрешь. А он – а как по-другому?
— Какие актерские уроки Всеволода Гаврилова вам запомнились?
— Он приходил за два, за два с половиной часа до спектакля. Никогда не учил роль с печатного листа. Всегда переписывал от руки. Когда ты переписываешь, в тебя уже залазит текст. После его смерти осталась тетрадка с переписанными им текстами. И нас заставлял. Но мы, конечно, лентяи. Делали вид, что слушаемся, даже иногда пытались переписать. Но не очень активно. И он за это ругал.
Гаврилов был из тех актеров, которые не позволяют себе хихикать за кулисами, травить байки во время спектакля, а потом выходить на сцену. Он мог пройти по коридору и услышать, что молодые из массовки смеются. А там идет «Король Лир». Он шел с каменным лицом. Какое хихиканье? Там – Шекспир! Когда идет работа, необходимо полное включение в нее.
Вне театра он любил покутить в компании. Но всегда выговаривал тем, кто выпил или вышел с запахом на сцену. Очень сильно ругал. Говорил, что после спектакля — сколько душе угодно. Но на сцене?!
Для меня Всеволод Сергеевич был примером своим отношением к работе. Он, если работал, то работал. Если отдыхал, то отдыхал. Широкой души был человек.
— А что это означает?
— Мой педагог Петр Николаевич Баракчи учил, что зачастую актеры не увлекаются элементарно даже пьесой. Вот Гаврилов очень увлекался всем, что играл. Если он был евреем из самолета, он был евреем из самолета. Если он был доктором из «Палаты № 6», он был доктором. Если Тевье из «Поминальной молитвы», он ПОЛНОСТЬЮ входил в это. На три часа он Тевье. Гавриловым становился, когда снимал костюм, мокрый, уставший, грустные глаза. Долго из Тевье выходил. Потом покурит, умоется, переоденется. И тогда снова появлялся Всеволод Гаврилов.
— Что он не любил в жизни?
— Фальшь. Терпеть не мог. Не любил, когда врут. Жадность не любил. Стукачей и подхалимов не любил. Его, кстати, в молодости вызывали в КГБ. Говорили – давай. Называли фамилии тех, кто на них работал. И убеждали, ничего, люди живут. Даже хорошо живут. Гаврилов сказал, стучать не буду. Ему пригрозили, что будут проблемы. Он ответил, посмотрим. Но для него на этом все закончилось. Как он говорил, когда ты работаешь, а не занимаешься неизвестно чем…
Очень принципиальным человеком был во всем. Не любил, когда за его спиной о нем говорят. Очень не любил. Но и побаивались говорить. Потому что знали, Сева как рявкнет.
— Среди актеров он пользовался авторитетом?
— Конечно. Когда я пришел, он уже был ГАВРИЛОВЫМ! Глыба. Я иду с ним по городу, и все здороваются, узнают. Он всегда говорил про «Табор уходит в небо», потому что фильм сделал его известным.
С Эмилем Лотяну были сложные отношения. Гаврилов рассказывал, что сцена в конце фильма «Табор уходит в небо», где он убивает Зобара, была длиннее. С его крупными планами. Всем очень понравилось на съемках. И когда он увидел фильм на премьере, оказалось, что почти все вырезано. Тогда Гаврилов все высказал Лотяну, дескать, ты вырезал весь мой финал. И в выражениях не стеснялся. Но потом, когда Лотяну начал подготовку к «Мой ласковый и нежный зверь», то в фильме была роль и для Гаврилова, которую потом сыграл Леонид Марков. Потому что Всеволод Сергеевич отказался. Не захотел сниматься.
В жизни он восхищался актером Анатолием Солонициным, с которым вместе работал. Боготворил его, как артиста. Как партнера на площадке. Очень уважал Олега Янковского, с которым снимался в фильме «Гнев» у Николая Гибу.
— А как он относился к званиям. Он же был народный артист? Это имело для него какое-то особенное значение?
— Он не кичился этим. Народный? И народный. Значит, заслужил.
